История беженки о боях в Волновахе и разводе с мужем в Клайпеде

Анна Моторина
2023-06-13

49-летняя Ольга приехала в Шилуте из Волновахи – одной из самых горячих точек Украины. Он был оккупирован Россией 11 марта 2022 года, а в результате двухнедельных боев за него было уничтожено 90% его инфраструктуры. Советник министра внутренних дел Антон Геращенко назвал его «городом, которого больше нет».

Стресс от войны тяжело повлиял на женщину, потому что в несколько лет назад у нее была обнаружена онкология, которую она поборола путем операции, 8 химиотерапий и 25 облучений. В результате, ей даже вырезали лимфоузлы. После лечения, у украинки стали ослабевать ноги и плохо работать одна рука. Однако, после приезда в Литву, врачи установили у нее подозрения на рецидив. При этом, у Ольги еще есть астма. Она – инвалид второй группы. Другим ударом для женщины стала измена ее мужа на новом месте – украинец нашел здесь любовницу, и при этом еще начал пить, из-за чего Ольга подала на развод.

Героиня поделилась для «Atvira Klaipeda» своими воспоминаниями о жизни во время боев в Волновахе и трудностях, с которыми она и ее семья столкнулись в беженстве, и которые они не смогли одолеть. Эта история показывает, что сложности поискать работы и жилья – лишь самые малые проблемы, с которыми встречаются украинцы за границей. Гораздо большая проблема – потеря в беженстве человеческих и семейных ценностей.

— Несмотря на то, что мне страшно давать интервью, так как моя мама все еще живет в Волновахе, я все же решилась это сделать, чтобы люди не забыли, что у нас произошло, — начинает Ольга.

23 февраля украинке сделали операцию в онкоцентре в Мариуполе. Когда она заснула под наркозом и проснулась 24 февраля, то врач сообщил ей страшную новость – в Украине началась война и Мариуполь бомбят. В этот же день Ольгу выписали, чтобы она быстрее могла уехать из города домой. Там ее ждало две дочери: Юлия с сыном Темой и несовершеннолетняя Дарья. Дома вся семья укрылась в погребе и повесила на заборе табличку «Здесь дети. Нужна помощь».

На следующий день стали обстреливать и Волноваху. У людей была полная дезинформация – им никто не говорил, что нужно срочно эвакуироваться. А Ольге срочно нужно было выехать, чтобы проводить послеоперационное лечение – колоть антибиотики и делать перевязки. В результате, ей приходилось долгое время делать это в грязном погребе в антисанитарии.

— Местная власть не предприняла ни одного действия для эвакуации людей. Многие могли бы выжить, если бы мэр заранее объявил эвакуацию. Для этого было время 24-25 февраля. А так, официальные лица нам даже не говорили, в каком направлении выезжать. Когда начали бомбить, все уезжали сами на свой страх и риск. У нас была машина и мы могли выехать, но мы сидели в погребе и не знали, в какой город нужно ехать и по каким дорогам. У нас на выезде из города два моста и лес. Мы не знали, не подорвали или не заминировали ли мосты. Мы могли бы выехать только с сопровождением военных.

26 февраля брат Ольги сообщил ей, что в ее квартиру «попали». Она вернулась туда, чтобы забрать хоть какие-то вещи. Когда она была в квартире, в городе воцарилась тишина – как будто бои прекратились. Оказалось, что это была эвакуация, о которой никто открыто не сообщил местным жителям. Через час тишины обстрелы возобновились, и Волноваху осыпало градами, из-за которых возгорались дома.

— Я вернулась в погреб и стала звонить во все волонтерские службы, включая Красный Крест. Никто не поднял трубку. Удалось дозвониться только одному центру в Дружковке, где мне сказали, что завтра нас смогут эвакуировать. Я выдохнула и обрадовалась. А потом они перезвонили и сказали, что эвакуация отменяется и когда будет возможна – неизвестно.

27 февраля в Волновахе впервые начался танковый бой. Танки стреляли ежеминутно. Муж Ольги взял в погреб кувалду и приготовился к тому, что если погреб завалит, то они будут выкапываться. В тот день их машину разбили. От нее остался только металлолом. Также, 27 февраля, у соседа Ольги убили его отца. Он не мог выйти со двора, чтобы похоронить его, и смог только немного прикопать его в их огороде.

На следующий день Ольга стала искать соседей, у кого машина осталась целой. Удалось найти одного дедушку, у которого была старая красная «Жигули». Осталось найти только того, кто мог бы сопроводить две семьи во время эвакуации.

— Однажды нашу табличку на заборе увидели украинские солдаты. Они зашли к нам и мы попросили их помочь нам выехать. Так нас на «Жигули» выехало восемь человек. Мы сняли нашу табличку с забора и перевесили на машину. А пока мы ехали ночью по Волновахе, в нашу машину стал по ошибке стрелять украинский военный.

Во время этой поездки их машина случайно наехала на упавший столб, которого в темноте не было видно. Все вышли и стали толкать ее, чтобы она отъехала – даже Ольга со швами после операции.

— Пока мы толкали машину, начался обстрел. Вышел какой-то раненый мужчина и сказал, что здесь есть открытый дом в котором есть погреб. Мы все быстро побежали туда.

Утром к ним в дом зашли солдаты, помогли снять машину со столба и указали безопасную дорогу. У машины, к сожалению, порезало покрышки. В таком состоянии автомобиль все же смог выехать из Волновахи и украинцы доехали до Днепра, где сели на эвакуационный поезд до Львова. Оттуда они выехали в Литву.

Сначала они жили в небольшом литовском селе, где их приняли и дали бесплатное жилье, а потом переехали в Шилуте, где муж Ольги нашел работу в социальной службе с большой зарплатой. Там семье дали комнату в общежитии. На его четырех этажах живут студенты, а на пятом – приезжие украинцы.

На новом месте украинка продолжила лечение астмы и обследования для определения возможного рецидива онкологии. Литва предложила ей бесплатное медицинское обслуживания и лекарства, чего у Ольги не было даже в Украине. Все стало хорошо и жизнь наладилась, пока ее муж не стал резко на всем экономить и отдаляться от нее.

— Я выехала с мыслью, что мне во всем будет помогать муж, потому что из-за болезни и инвалидности я не могу работать и полноценно управляться по дому. Без меня он бы даже не выехал из Украины. А вдруг я замечаю, что у него только что пришла зарплата, а денег уже нет. Потом, он отказался ехать со мной на обследование, сказал, что нет времени. А еще хуже – он начал каждый день пить! Когда я запрещала ему пить, то он говорил, что раз он много зарабатывает, то имеет право. Я уверена, что он стал таким, и забыл все, что было между нами и что мы пережили, потому что выехал в Европу и стал зарабатывать большие деньги. Значит, жена ему была нужна только чтобы пересечь границу. И так я из счастливой женщины, которая работала вместе с мужем много лет в торговле и жила с ним душа в душу, превратилась в беженку в чужой стране без работы, без жилья, и зависящей от мужа, который пьет и изменяет.

Негативные мысли Ольги усугубила еще и одна сказанная фразой одной литовки из их общежития: «Женщина с онкологией – это отработанный материал».

— Может, это у литовцев и нормально, когда муж изменяет больной жене. Может, у них мужчины так и поступают, — негодует такому мнению Ольга.

Она попросила переселить ее мужа в другую комнату и осталась жить одна с детьми.

— Как можно простить мужу такое? Мы же еле выжили. Я так плакалась врачам по этому поводу. Если я умру, с кем останутся мои дети?

В завершение интервью я попросила Ольгу передать свой посыл миру как житель Волновахи, который видел войну там не со страниц газет, а своими глазами:

— В Волновахе было такое месиво, что никто никогда не узнает, сколько там убили людей. Это – вторая Буча. Я сама видела, как вывозили мусор, а там лежали останки. Как посчитать, сколько людей так вывезли с мусором? Донбасс никогда не хотел в Россию. Если бы я туда хотела, я бы еще давно взяла чемоданчик и переехала, а не ждала бы прихода русских. Из-за оккупации Волновахи я теперь не могу вернуться домой, потому что я не смогу жить по законам новой власти, которую я ненавижу. У меня остались там новый дом, который мы только построили «с нуля» перед вторжением, и квартира. Еще остался гараж, так его вскрыли русские солдаты, чтобы им пользоваться. Сейчас они вскрывают квартиры и гаражи уехавших и селятся везде, где им надо. В городе осталась моя пожилая мама. Когда она звонит мне и рассказывает новости про русских, то связь глушат. Они все прослушивают. А после звонка своей невестке и рассказе о том, где куда оккупанты заселились, ей отключили связь на три дня. Раньше ты был украинцем на своей земле, а теперь ты на своей земле стал никем.