Беженкa из Северодонецка: «Моего дядю похоронили во дворе»

Анна Моторина
2023-03-10

25-летняя Екатерина Шамаева переехала в Клайпеду в октябре 2022 года из Северодонецка Луганской области, который с 25 июня считается подконтрольной России Луганской Народной Республикой. До этого она проработала с июня на физических работах в литовских городах Утена и Алитус, а потом решила приехать в наш город для работы на фабрике.

Девушка не может сидеть сложа руки, потому что в марте ей пришлось покинуть свой дом из-за войны, а ее молодой человек не может выехать из Украины. Ее квартира сгорела, а квартиру ее парня разграбили мародеры. Теперь ей нужно учиться жить заново в новой стране и много работать для своего лучшего будущего.

Екатерина согласилась дать интервью Atvira Klaipeda, в котором рассказала, какой была ее жизнь в Северодонецке во время войны и как она обустраивается сейчас в Литве.

— Последние четыре года я работала в Украине в службе доставки еды. За день до начала войны, 23 февраля, мы как раз смотрели на работе телевизор и обсуждали новости, в которых рассказывали, что готовится вторжение. Мы шутили, что пора собирать тревожные чемоданчики, — начинает свой рассказ украинка. — На следующее утро, в 4 часа утра, мне позвонил мой друг-военный и сказал готовиться, что через два часа нас будут бомбить. Я только посмеялась: «Какая война? Тем более в Северодонецке. Мы же все русскоязычные».

В шесть часов утра Екатерина заварила кофе и начала собираться на работу, как вдруг на улице действительно послышались взрывы. В квартире затряслись окна. Вспомнив такие же обстрелы в 2014 году, когда девушке было 14 лет, она забежала со своим парнем, с которым она жила, в ванную.

— Я испугалась, позвонила папе, который жил в другом районе Северодонецка, и попросила приехать и забрать меня. Мы поехали с парнем к нему домой и жили там неделю, пока не начали бомбить и возле его дома тоже. А еще через неделю разрушили нашу квартиру, где мы жили с молодым человеком. Выходит, мой папа спас нас.

Об этом девушка узнала, когда пришла туда, чтобы забрать теплые вещи. Вместо своей квартиры она увидела только развалины.

— Перед самим подъездом была воронка от снаряда. С балкона и с окон вылетели стекла. В ванной вылетела плитка, а в кухне пробило стенку. Под этим всем мусором я нашла свою одежду и уехала. Думаю, что навсегда.

Девушка вернулась жить к родителям. В Северодонецке стало очень опасно.

Северодонецк. Фотография друга Екатерины

— Люди сидели по домам, потому что передвигаться по городу было опасно. Можно было выйти покурить или выйти за водой и в тебя прилетел бы осколок. У нас было очень много погибших, и их хоронили возле домов, потому что люди боялись ехать на кладбище. Моего дядю тоже убили летом. Он долго сидел в подвале, а потом вышел на улицу посмотреть, как обстоит ситуация, и его убило осколком. Сначала его похоронили во дворе, и только через некоторое время его смогли перезахоронить на кладбище, как человека. С продовольствием тоже была проблема: многие магазины закрылись или были разграблены мародерами. Девушке и ее семью приходилось ждать партии продуктов от ее отца, который привозил их из Западной Украины. Он также бесплатно раздавал еду их соседям. Другим жителям города еду развозили волонтеры.

19 марта девушке и ее парню удалось выехать из опасного Северодонецка во Львовскую область. Тогда его еще не оккупировали. Во Львовщине одни добрые люди оставили ей дом и попросили только платить за коммунальные услуги. Ее мама, папа и дедушка сначала отказались уезжать – обычное поведение для людей старшего возраста. Екатерина полтора месяца не могла позвонить матери, потому что там не работала связь, а с папой она связывалась, когда он выезжал на рейс в Украину.

Дом Екатерины

— Мама наконец приняла решение уехать, когда в мае возле ее дома загорелся из-за обстрелов гараж и люди выбежали все тушить. Мама тоже вышла и увидела, как прямо сейчас на них полетели еще ракеты. Она быстро забежала домой, но не могла закрыть за собой дверь – ракеты упали, и из-за взрывной волны дверь не закрывалась – ее просто выносило. Тогда мама так испугалась, что тоже уехала во Львов. А дедушка так и не уехал.

Отец Екатерины остался в Украине и живет в Запорожье. Мужчина продолжает работать, как и раньше, перевозчиком – он выполняет рейсы из Запорожья на Западную Украину, а до оккупации возил пассажиров из Северодонецка. Украинец берет с людей минимальную плату, говоря: «Что брать с человека, если у него ничего не осталось». Раньше у него было два микроавтобуса, но после начала войны остался один. Так, в августе, уже после оккупации города РФ, он возвращался из рейса домой и остановился у пропускного пункта на оккупированную территорию в селе Васильевка Запорожской области. Там он застрял ночью в очереди и попросил своих пассажиров выйти, потому что «мало ли что может быть». Утром по колонне начался обстрел и его микроавтобус сгорел вместе с вещами людей, которые ехали в нем. Так отцу Екатерины удалось почувствовать опасность и спасти множество людей.

На Западной Украине Екатерина оказалась без денег и без работы. Так и не найдя работу за три месяца, она решила в июне поехать на заработки в Литву. То есть, причиной переезда стал не побег из Украины, а начавшаяся безработица даже в относительно спокойных регионах. В придачу, украинке хотелось отвлечься от негативных мыслей.

— Моя подруга нашла в Интернете бесплатную вакансию на заводе в литовском городе Утена. Потом мы познакомились там с одной девушкой из Украины, и она предложила нам поехать вместе на сбор клубники и голубики в Алитус. В октябре, когда сезон закончился, мы поехали работать на склад возле Клайпеды. Там я работала до зимы, а потом ко мне решила приехать моя мама. Тогда мне пришлось уйти с работы, чтобы снять квартиру и переехать в город. Если бы я осталась на том заводе, то мне нужно было бы жить в его общежитии, а маму туда не поселишь. Сейчас я ищу новую работу, а мама нашла вакансию на складе с овощами. Вот так я и попутешествовала по Литве.

Екатерине тяжело дались такие переезды и с каждым новым местом она мечтает вернуться домой, но понимает, что больше у нее нет дома.

— Мне кажется, что у меня тут ничего не получается, потому что это не моя земля. Я хочу домой, но того дома, нашей с парнем квартиры в украинском Северодонецке, уже нет. Эта квартира уже разбомблена, а Северодонецк уже восемь месяцев как российский. Наш город был красивым и процветающим местом, а сейчас это руины. Он разрушен на 90%, там нет ни одного живого места. Даже если его отстраивать, то она это уйдет лет двадцать. Как бы то ни было, я еще приеду в Северодонецк. Но не для того, чтобы там жить. А для того, чтобы посмотреть на все это и убедить себя, что больше я туда не вернусь. Нужно закрыть этот гештальт.