Pirmasis visiškai atviras naujienų portalas
2022-12-10 |
Валерии Ковальской 49 лет, из которых 45 она прожила в Мариуполе, куда переехала в детстве с родителями из Херсона. Там у нее с мужем была своя квартира и любимая работа в компании по торговле, где она проработала 19 лет. Однако, привычную жизнь женщины разрушила российская армия – ее дом разбомбили и снесли, а Мариупольский офис ее фирмы закрылся. Ее любимый город у моря превратился в город смерти – по оценкам украинских властей, в Мариуполе с прежним населением в 450 тысяч человек погибли 22-25 тысяч мирных жителей и разрушили 90% жилых зданий.
Оставшись без света, воды и отопления из-за обстрелов города, Валерии и ее 80-ти летней маме с деменцией пришлось месяц жить в убежище в спорткомплексе и питаться приготовленной на уличном костре едой, продукты для которой собирались со всех квартир «на общак». Потеряв все, они переехали в марте в Клайпеду, где до этого работал муж героини. Теперь, только спустя девять месяцев, Валерия нашла в себе силы рассказать о произошедших в ее городе ужасах, которые ей довелось увидеть своими глазами.
— На момент начала войны мой муж был заграницей, и там еще с середины февраля обсуждали, что Россия готовит атаку на Украину. Ой звонил мне и просил уезжать, но я ему не верила, ведь Мариуполь – русскоязычный город. Еще, мой отец – русский, которого ребенком родители привезли из России во время войны. Если бы он был бы сейчас жив, то сошел бы с ума. Он вообще бы не понял этой ситуации… Даже когда началась война, то местные думали, что Украина вот-вот договорится с Россией и все решится. Никто не верил, что нас всех сейчас просто перебьют. Многие и погибли, потому что не верили, — вспоминает украинка.
Жуткие бои за город начались 25 февраля. Быстро пропали все коммуникации.
— В начале наступления к нам «прилетело» во двор, а в квартиру залетели осколки и выбили все стекла. Я была на кухне, а моя мама в зале. Я быстро побежала в страхе в зал и закричала «Мама! Мама!». Слава Богу, она была живая – она сидела на диване вся белая, в штукатурке. Ее контузило и она оглохла на одно ухо.
Из-за военных действий у матери женщины начала прогрессировать деменция, которая до войны была в легкой форме и позволяла женщине управляться со всем самой. Сейчас же, она очень зависит от помощи своей дочери.
Что осталось от дома
— Мама стала думать, что война происходит не сейчас, а была в ее детстве. Она перестала принимать происходящее. Но, если бы мама все понимала, то ее было бы сложнее вывезти, и она захотела бы остаться в Мариуполе, как большинство стариков.
Валерия с матерью на четвертый день обстрелов укрылись в подвале своего многоэтажного дома, в котором сидели еще 30 человек. Там они провели неделю, а потом перешли в укрытие в спорткомплексе в центре Мариуполя, который, как они считали, был безопаснее.
Таких пунктов сбора людей по городу было несколько, один из них – бункер под Мариупольским театром. Из-за авиаудара по нему 16 марта там погибли от 300 (по информации ВВС) до 600 (по информации Associated Press) человек. Горсовет Мариуполя сообщает еще большую цифру – 1300. Из-под завалов удалось достать только 130 погибших. Поэтому, этот случай показал, что ни одно убежище и даже подземный бункер не является безопасным местом.
С вопросом жилья встал вопрос и еды. Первое время люди приносили из домов все продукты и готовили их на всех, пока они не стали заканчиваться. Помогали также и украинские военные, которые раз в три дня привозили мирным консервы.
— Кушать было нечего – запасы подходили к концу, а магазины были закрыты или разграблены мародерами. Мой рацион был такой: завтрак – полстакана воды или даже чай, если удастся нагреть генератором воду, обед – ложка макарон с консервами, и на ужин – вода. Если повезет, то мы могли достать плитку шоколада и разделить ее на несколько человек. Конечно, взрослые экономили на себе, чтобы дать побольше детям. Иногда еды могло не быть вообще, и я не ела сутками.
Готовить приходилось на улице, сделав импровизированный мангал из кирпичей и решетки из холодильника. Это было очень опасно, потому что люди могли попасть под обстрел или осколки. Поэтому, выходили только мужчины.
— Почему на улицах города столько трупов? Потому что люди выходили из убежищ искать припасы или готовить, а там разрывались бомбы и в них летели осколки. Многие погибшие так и оставались долгое время на улицах, а летом везде был ужасный трупный запах.
Было опасно все – и передвигаться по городу, и находиться внутри зданий. Вышел – убило осколком, дома сидишь – осколок залетели через стекло и убило, в подвале сидишь – завалило.
Мариупольцы так и не знали, что происходит в стране, потому что из-за отсутствия электричества они не могли зарядить телефоны и выйти в сеть. Когда женщины жили в подвале, то могли слушать радио: все жители их подъезда садились вокруг него и вслушивались в каждое слово диктора с надеждой услышать заветные «Мариуполь отбит». Батарейки для него сносились из всех квартир – люди вытаскивали их из своих домашних часов и пультов от телевизоров.
Однако, когда Валерия и ее мать перешли в убежище в центре, то там не было связи, и радио не работало. Единственным источником информации стали газеты, которые иногда приносили военные.
— В новостях ничего хорошего не было, только что бои на Сумщине, бои на Харьковщине. Везде бои… — вспоминает героиня. — Больше всего я ждала вестей про зеленый коридор, но его все не открывали.
Мариуполь оказался окружен, и женщина хотела выехать. Она стала расспрашивать у военных про гуманитарные коридоры, на что они ответили, что выбраться из города можно только на своем авто на свой страх и риск. «Пытайтесь, хотя это смертельно опасно», – советовали они жителям бункера.
— Мы решили выехать в сторону Запорожья на подконтрольную Украине территорию. У нас стояла машина мужа, но я водила плохо. Тогда я попросила поехать с нами наших соседей, мужчину и женщину с ребенком, чтобы мужчина был водителем. Ему тоже было нелегко, он инвалид с палочкой. Но зато умел водить.
Валерия не рассказывала своей матери весь план из-за ее слабого здоровья.
— Она говорила: «Куда мы едем?». Я отвечала: «Туда». Она спрашивала: «А почему?», а я: «Потому что». Мама просто доверилась мне.
Первый раз две семьи попробовали выехать 5-6 марта, но на границе их не выпустили из-за обстрелов. Тогда они попробовали второй раз, 16-17 марта, но решили ехать другой дорогой, через село Первомайское при выезде из Мариуполя. Там они встали в колону из около сотни машин и их пропустили.
— Слава Богу, мы вовремя уехали, и нас особо не обыскивали и не допрашивали. А после нашего отъезда русские начали делать фильтрационные лагеря.
Доехать удалось сначала до Бердянска, который был в 80 километрах от Мариуполя. Дорога на такое короткое расстояние заняла целые сутки, с 9 часов утра 16 марта до 5 часов утра 17 марта, потому что каждые пять метров колона останавливалась из-за перестрелок. По дороге было много расстрелянных машин и разбросанных вещей. На улице было -8°, но при этом Валерия не отапливала автомобиль, чтобы экономить бензин, которого и так не было на заправках из-за перебоев с поставками.
— При этом, мы еще и ехали по полям с открытыми окнами, потому что машина была тонированной, а в тонированные машины могли стрелять. Было жутко холодно! Просто зубы сводило! Моя 80-ти летняя мама вообще была полуживая.
Когда Мариупольцы доехали до Бердянска, то остановились на пару часов в церкви, чтобы отогреться и поесть. Оттуда они доехали до Запорожья, где поселились на время в общежитии. Через несколько дней, Валерия с мамой двинулись в Клайпеду.
Будучи здесь, героиня узнала, что в ее дом попал снаряд и он сгорел. Потом, русская власть его просто снесла. Все, что осталось от него – лишь кусок земли, на видео которого украинка смотрит каждый день и плачет, ведь там остались все ее вещи и вообще вся ее жизнь.
— Мне больно осознавать, что мой 22-летний сын-моряк ушел из этого дома в плаванье как раз перед началом войны. А теперь, он больше никогда не сможет туда вернуться.
Женщина часто общается с друзьями и родителями мужа, которые остались в Мариуполе. Она хочет оставаться в курсе всего.
— Мне рассказывают, что люди до сих пор живут там без коммуникаций. Только в некоторых домах восстановили свет и раздали там обогреватели, так как нет отопления. Там ничего не отстраивается, а только сносится, как было с моим домом. В городе построили какой-то новый многоэтажный дом и сняли его со всех ракурсов для российского телевиденья, рассказав, что туда заселят людей, чье жилье разрушили. Однако, никто не знает, кто там живет, и моим знакомым, которые тоже уже как полгода остались на улице, никто ничего не предлагает.
Я уверена, что Россия не будет отстраивать и вкладываться в Мариуполь, потому что ей все равно на его людей. Она захватила его не для того, чтобы получить его жителей, а чтобы иметь сухопутную дорогу в Крым. Для нее, это – просто стратегический объект. Сейчас жители как-то пытаются выжить. Но, понимаете, выжить, а не жить.
Валерия понимает боль всех других украинцев, которым пришлось бежать: — Накрывает жуткая депрессия… Мариуполь ведь – не единственный пострадавший. Сейчас много «мертвых городов», весь Восток Украины – одни руины. Я не знаю, как другие беженцы все это переносят. Я себя стараюсь отвлекать другими вещами – вот, например, праздники начинаются…
Эта ситуация тяжело отпускается, потому что я жила-жила одной жизнью, и вдруг в одно мгновенье у меня началась другая жизнь. У меня были работа, перспективы, какие-то цели. А потом я стала жить в непонятном состоянии: я и здесь чужая, и там мне больше места нет.
По оценкам ООН, на момент 29 ноября, с начала российско-украинской войны 24 февраля, Украину покинули 15,8 миллионов человек.
Parašykite komentarą